В теории и практике современного психоанализа значительное внимание уделяется влечению смерти, теме деструкции, растворения, исчезновения. Часто именно эти темы оказываются в центре аналитического процесса, в связи с чем хочется вспомнить о наследии Сабины Шпильрейн. Она впервые предприняла попытку концептуализировать влечение смерти в своей наиболее известной статье «Деструкция как причина становления». В ней Шпильрейн развивает идею В. Штекеля о существовании желания умереть, исследуя это желание в контексте страха и отвращения, с которыми встречается сексуальное влечение. Она рассматривает продолжение рода как определенную опасность – как растворения в объекте любви, так и необходимости уступить потомкам свою власть, положение в жизни. Шпильрейн предполагает, что в психике заложено «желание трансформации» и находит аргументы в биологии, в мифах, в примерах из собственной практики и в теории К.Г. Юнга об автономных комплексах, без пояснений, куда топически он помещает комплексы, отщепленные от «Я», разводя понятия конфликта в «Я» и расщепления при шизофрении. Чтобы обосновать дихотомию влечений, она выделяет «родовую психику» и «Я-психику», а шизофрению описывает как борьбу между ними. При этом, по теории Шпильрейн, именно в коллективной психике лежит истинное желание – возникновения нового «Я» ценой гибели, растворения прежнего. Также примечательно, что Шпильрейн отмечает, как в речи наслаждение связывается с желанием умереть, выводит два антагонистических компонента в половом акте, показывает через символы амбивалентную окраску фигуры матери и появления ребенка. На мой взгляд, эти положения статьи предвосхищают некоторые важные психоаналитические концепции.
Все это выглядит, как смелая попытка Сабины Шпильрейн построить собственную теорию, однако обоснование выводов в ней трудно назвать убедительным. Например, исследуя символику сновидений, она пишет, что те, кто хочет иметь детей, могут видеть себя во сне детьми, в связи с чем возникает вопрос о причинно-следственной связи: не является ли в этих случаях желание иметь детей видоизмененным желанием самим снова пережить собственное детство? Также не показалось мне универсальным центральное положение статьи: о том, что продолжение рода требует разрушения, некой жертвы, необходимой, чтобы избежать самодеструкции. Однако сам подход к теме стал мне более понятен после знакомства с диссертацией Шпильрейн «О психологическом содержании одного случая шизофрении», содержащей исследование, предшествующее упомянутой выше статье. Мне кажется, эти две работы необходимо рассматривать как единое целое. В диссертации детально продемонстрирована кропотливая аналитическая работа по интерпретации совершенно несвязного на первый взгляд бреда. Она выполнена старательно и с упорством и заслуживает внимания, несмотря на то, что в некоторых трактовках кажется пропущенным некое важное звено. Случай, исследованный Шпильрейн, показателен в том плане, что бред следует законам сновидения и имеет сходство с мотивами мифологии. Особенностью этого случая является красной нитью проходящая через все бредовые образования пациентки фантазия о спасительно коитусе и смерти как необходимом условии возрождения, восстановления утраченной беременности. Аборт играет значительную роль в генезисе ее болезни – потому для нее коитус и связан со смертью. И здесь, когда акт жизни в бреде пациентки соседствует с символикой смерти, Шпильрейн пишет о памяти об аборте, а не о деструкции, но в том, что «что ведет к новой жизни, то и убивает», очевидно влияние на будущие теоретические построения. Вероятно, сегодня этот случай можно было бы трактовать как проявление принципа навязчивого повторения. Однако интереснее вопрос, почему же эта фантазия произвела такое впечатление на Сабину Шпильрейн? Взявшись за этот случай шизофрении, она пошла по пути, заданному отцами психоанализа, – изучить патологию, чтобы понять норму. И наверняка обнаружение столь необычных фантазий выглядело для нее как открытие – и не случайно, ведь оно и предвосхитило концепцию влечения смерти, но Сабина Шпильрейн говорит об этом совершенно не так, как в 1920 году заговорит З. Фрейд. Я еще проведу сравнение их концепций в статье, после освещения работы Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия».
Видимо, чтобы понять сполна ход мыслей в рассматриваемых работах, необходимо быть Сабиной Шпильрейн – так, как она в желании понять своих аналитиков интериоризировала их, стала немного Фрейдом и немного Юнгом. Например, трактуя в диссертации оговорки, она связывает их с комплексами, используя технику Фрейда, но теорию Юнга. Нечто подобное происходит с каждым из нас. Мы забираем себе лучшее от наших аналитиков и учителей, то, что подарило нам инсайты. Но каково было при этом Сабине Шпильрейн переживать их конфликт, когда ей не выбрать одну сторону – ведь они оба для нее значимы? Мне кажется, у нее была потребность объединить в себе эти противоборствующие части. Так нужно ли строго выбрать одну школу? Работы Шпильрейн не помогут здесь найти однозначный ответ, но ее опыт интересен и может оказаться для кого-то очень близким.
Метание между позициями двух учителей бросаются в глаза: отдельные части диссертации содержат образцовый анализ в стиле Фрейда (мне хотелось сравнить их со случаем Д. Шребера, а позже на него же сослалась сама Шпильрейн), другие наполнены размышлениями о символах и персоне в духе Юнга (даже введено более широкое понятие сексуальной персоны вместо сексуальности и гениталий в символике сновидений, но в следующих главах эта персона не фигурирует, а сексуальность и гениталии снова разводятся). Среди этих попыток объединить противоречия у Шпильрейн рождаются поистине прогрессивные мысли: она отмечает, что при психозе есть перенос, и что при переносе не важен пол аналитика.
В итоге не может быть упрека в том, что у Сабины Шпильрейн не получилось создать собственную теорию или школу. Ее вклад в психоанализ неоспорим. Она была в числе первых, кто торил этот путь, она оттачивала технику, бралась за сложные случаи, стояла у истоков детского психоанализа. Ее размышления смелы, она не боится делать собственные выводы. Подтвердятся такие выводы или нет, они станут почвой для изысканий и дискуссий, а, значит, они нужны психоанализу. Сабина Шпильрейн – пример хорошей ученицы и человека, прошедшего трудный путь к профессионализму и самореализации. И, читая Сабину Шпильрейн, можно стать немного ею, ведь в решительности и усердии у нее стоит поучиться.